Точное попадание [= Начало ] - Юлия Фирсанова

У входа в шатер стояла четверка стражников в серо-зеленой форме с тонкими не то короткими шпагами, не то длинными кинжалами на поясах и очень серьезными физиономиями из разряда: "блюду свой долг любой ценой". Для тонкокостных, худощавых, словно вытянутых в длину эльфов у них были весьма впечатляющие, почти накачанные фигуры. Внутри оказалось еще четверо секьюрити и легкие раздвижные ширмы, делящие пространство шатра на комнаты. Потолок шатра был, наверное, обработан каким-то веществом и мягко светился. Патрульный повернул направо, шагнул через занавес из маленьких серебристых колокольчиков. Просто для красоты или мера предосторожности?

Мы прозвенели следом и оказались в относительно просторной треугольной комнате, где прямо на ковре, обложившись какими-то бумагами, извлеченными из разнокалиберных ларцов музейной красоты, сидело трое: черноволосый (один из немногих виденных мною тут эльфов с темными волосами) юноша и двое пожилых мужчин. "Князь и советники, для телохранителей хиловаты, для простых посетителей слишком свободно и надменно держатся", — догадалась я.

Почему я решила, что советники были пожилыми? Так я впервые увидела седые волосы у эльфов. Только они, спасающие мягкими волнами на плечи, да еще глаза, не полные старческого слабоумия, не выцветшие, а похожие на глубокие колодцы, говорили о возрасте мужчин. Что до одежды, то никакой особой роскоши я не заметила, все та же превосходная ткань рубашек, штанов и выделанная кожа поясов, жилетов, сапог, не хуже, но и не лучше, чем у других.

Волосы юноши поддерживал простой серебряный обруч, сквозь тонкую ткань длиной рубашки, распахнутой на груди, виднелось тренированное тело. Меня поразила абсолютная гладкость алебастровой кожи, ни единого волоска не портило эту совершенную белизну. Наверное, все волосяные запасы организма сосредоточились на черепе, одарив обладателя великолепной густой шевелюрой и такими ресницами, что на них, наверное, смог бы с комфортом заместился если уж не воробей, то стайка колибри наверняка. Ко всему этому великолепию добавились еще и глаза такого глубокого сине-фиолетового оттенка, что князя хотелось водрузить на пьедестал, чтоб им могли любоваться грядущие поколения. По сравнению с ним седые эльфы, прекрасные сами по себе, казались бледными призраками. Аглаэль сиял, словно ярчайшая из звезд.

Наш провожатый неслышно отступил за дверь, повинуясь едва заметному движению тонкой, точно нарисованной углем, брови князя.

— Да осияют предвечные огни дивных звезд ваш путь! Прошу вас, садитесь, — пригласил Аглаэль без тени надменности, действительно пригласил, а не повелел. Взгляд его дивных глаз цвета грозового неба был открыт, но настороженно строг. Так смотрят на большую собаку, которой зла не желают, но не знают, что предпримет она: вильнет хвостом, зарычит или безмолвно вцепится в горло.

Я, стараясь поменьше глазеть на красавчика, пусть и не в моем вкусе парень, а все равно красавчик, от которого глаза отвести трудно, молча опустилась на мягкий густой ворс расстеленного в комнате изумрудного ковра. Села прямо, пытаясь не обращать внимания на мелкие неудобства вроде непривычной позы и усиливающегося жжения груди. Нежная кожа, забывшая за долгую зиму средней полосы про солнышко, вот уже минут пятнадцать отчаянно чесалась то ли от укуса какой-то порхатой твари с большими зубами, то ли я ее просто натерла майкой и кулончиками.

— Я сожалею о происшедшем, — с достоинством промолвил князь, чуть склонив голову, так, наверное, главы государств и должны приносить соболезнования или признавать конфуз подданных. — Согласно своим обычаям мы предложили вам гостеприимство в искупление вины, примите и виру за непролившуюся лишь в силу счастливой случайности кровь, по людскому обыкновению!

В руке юноши появился набитый так туго, что звенел глухо, мешочек, расшитый цветами роз. Вроде бы кошель, но уж больно большой и толстый.

Лакс сдержанно хмыкнул, оценивая габариты компенсации собственных страданий, предложенных почему-то не ему лично, а мне. Аглаэль, кажется, счел меня старшей в нашем маленьком трио, скорее всего из-за магевского звания. Что ж, значит, мне за всех и отдуваться придется. Ну держитесь, ваше княжеское величие! Вперед!

— А вот это уже оскорбление, князь, — задумчиво констатировала я, заметив, как в глазах юного брюнета промелькнула искра страха, взоры его советников захолодели. Вот парочка ветеранов, эти не только помнят войну, небось, еще и дрались в первых рядах, вырезая ненавистных людей, и вполне могут посоветовать по-тихому прирезать ночкой темною несговорчивых путников и прикопать трупы в укромном местечке.

— Оскорбление? — непонимающе переспросил Аглаэль, мешок так и остался в его руке. Юноша растерял часть своего венценосного достоинства и метнул неуверенный взгляд на одного из своих старичков, сразу стало понятно, кто ему присоветовал от нас откупится.

— Твой паренек едва не убил моего спутника. А теперь ты пытаешься всучить взятку, заплатить деньгами за его кровь. Эльфу бы ты такого не предложил. Неужели кто-то сказал тебе, будто у людей все продается и покупается: честь, дружба, любовь, преданность? Что ж, может быть, в чем-то твои мудрые советчики и правы, люди бывают подлыми, готовыми ради звонкой монеты на любую низость, но только не все люди таковы, как не все эльфы воплощенное благородство, иначе Тень Ручья до сих пор стояла бы там, где ныне лишь руины.

— Не след тебе речь то, чего не постигнешь, магева, — резко вмешался в разговор один из седых, выпрямившись, точно кол сглотнул, кажется, я ударила его по больному месту.

— А ты так уверен, что люди глупы, мудрый эльф? — прищурившись, спросила я, подавляя забурлившее в крови возмущение этим остроухим святошей. — Никогда не слыхал о Первом Правиле Волшебника, выведенным Терри Гудкайндом? Нет? Так оно гласит: люди глупы, они верят тому, чему хотят верить или тому, во что боялся поверить. Только все дело в том, мудрый эльф, что это правило не знает расовых границ и твоя уверенность может быть лишь оборотной стороной глупости или страха!

"Вот так я! Вот так завернула! — мелькнула у меня быстрая мыслишка. — Ну ничего себе выдала, такое бы красноречие, да на семинарский диспут по философии! И ведь говорила, как думаю, никто моими устами так сказать, не глаголал, а все-таки такое ощущение, словно не сама сказала, а будто что-то через меня сказалось! Опять как тогда с крестьянками и поросенком."

Лакс, Аглаэль и Фаль лишь ошалело моргали, впитывая свободный поток сознания, извергающийся из меня. А начинающую магеву и в самом деле несло:

— Ты поверил в то, что деньги значат для людей все, постарался внушить эту мысль своему князю и посадил его в большую лужу. Ладно сейчас, я магева, пообижаюсь втихую, скажу: "Борис ты не прав", и мы дальше поедем, каждый своей дорогой. Но если в будущем твой бесценный совет боком Аглаэлю выйдет, кого винить станешь? Судьбу злодейку? Ты бы поразмыслил над этим старик, не бывает одного лекарства ото всех болезней, нельзя всех людей по одной мерке мерить.

Грудь зачесалась еще сильнее, зажгла, как огнем, будто мне фашисты зажигалку за пазуху сунули, я не выдержала и, наплевав на все нормы этикета как человеческого, так и эльфийского, полезла в ворот майки и, вытащив свои цепочки, чтоб не мешались, с наслаждением почесалась. В конце концов, на нас сейчас так разозлиться могут, что за оружие схватятся, не до хороших манер. Глаза эльфов стали по пять копеек, нет, брешу, не меньше, чем с юбилейную медальку, какие коллекционировал дедуля одной моей школьной подружки и старался продемонстрировать всем подряд, стоило только заглянуть к ним на чаек.